Постепенно степные просторы меняли свои очертания: монотонный, желто-серый колорит неспокойного моря травы, пропитанный разноцветными пятнами васильков, шалфеев, колокольчиков, нарушался вспахано вековечной целине или ухоженными полями, которые давали высокие урожаи. Не случайно у запорожцев даже сложилась поговорка: «Как был кошевой Мешок (в 1750 г.) не было чего всыпать в мешок, а как стал кошевым Калныш, то появились каравай, корж, и кныш». Действительно, в конце 1760-х гг жители Запорожских Вольностей уже полностью обеспечивали свои потребности в зерне, излишки вывозили в Крым и Польшу, а также снабжали хлебом армию. Именно при Петре Кал-Чернышевском, последнего кошевого Запорожской Сечи (в 1762,1763,1764-1775), проводилась планомерная колонизация и нередко заселялись спорные (приграничные) земли, на которые посягали Польша и Россия. Благодаря такой земельной политике Коша в XVIII веке, в частности и на территории современной Днепропетровщины, начался стремительный рост числа зимовщиков, которые прилюднивались и становились слободами.

Многочисленную категорию колонистов Запорожских Вольностей составляли посполитые. Они бежали из своих родных сел от экономического и религиозного гнета, ища счастья — доли на свободных запорожских землях. Да это и неудивительно, ведь крепостничество на Запорожье не было, а желание работать не на барина, а только на себя и на свою семью, было извечным стремлением украинского крестьянина.

В 1756 г. в Кодацкой паланке, в состав которой входили запорожские слободы Романково, Каменское, Тритузное и Карнауховка, проводилась перепись посполитых людей, вследствие чего
выявлены места их выхода. Так, в этот период значительная часть населения Романково состояла из переселенцев Чигиринской губернии (74 человека во главе с атаманом Назаром Булаенко) и Миргородского полка (49 человек). Это-Омелько Колесник, Роман Пивовар, Каким Шерстюк, Мусий Рыбалка, Федор Коваль, Остап Ткач, Федор Гончар и другие. Доминирование мигрантов из указанных регионов прослеживается и в соседнем Каменском (48 человек из Чигирина губ. Во главе с атаманом Тимком Ильченком, по 15 человек — с Миргородский и Полтавского полка). В с. Тритузное преобладали крестьяне из Миргородского полка (6 человек), в Карнауховке — с Лубенского (11 человек) и Миргородского полков (16 человек).

Неуверенность в будущем приводила к высокой миграции населения, поселенцы не засиживались на одном месте, по разным причинам покидая обжитые места. Кроме того, руководство территорий, откуда мигрировали поселенцы, боролось за возвращение беглецов. Например, в июле 1752 г. Гетманская старшина требова выселения всех левобережных выходцев из Самарской паланки, Старого и Нового Кодака, Каменки Левобережной, Каменки Высшей (ныне — Днепродзержинск), Каменки Низшей (ныне — Лоцманская Каменка ), чего не спешила делать казацкая старшина.

Для запорожских слобод, возникших на территории современного города, было характерно разграничение между собственно сечевиками — воинами-профессионалами, и посполитыми, которое в целом существовало на Запорожских Вольностях. Независимо друг от друга в повседневной жизни существовали две общины — казачья и посполита, каждая выбирала себе атамана. Номинально подчиняясь Сечи, посполитые, как и сечевики, входили в состав Войска Запорожского и созывались на войну особым выстрелом из пушки или объявлением специальных гонцов от кошевого атамана. В то же время многие сечевики, приписанные к куреням, фактически были разбросаны по домам на Вольностях. Но в случае необходимости они должны были отбывать военную службу на деньги. Кроме того, на них распространялась повинность «постоя» войска и отдельные денежные налоги. Посполитые в мирное время были освобождены от военной службы, но зато они платили основные денежные налоги и отбывали много других повинностей в пользу войска: выполняли различные работы в военных зимовках, на военных сенокосах; повинности военного «постоя» и тяготы — починка дорог, мостов, гатей подобное.

Если в начале хозяйство носило преимущественно характер промысла, то впоследствии ведущее место заняло скотоводство. С увеличением количества зимовщиков и хуторов получило распространение земледелие. Как правило, за усадьбой великого зимовника протягивались поля с посевами ржи, пшеницы, ячменя, гречихи. С развитием земледелия осваивались новые земельные угодия в степи. В начале 1769 священник и другие жители с. Романково обратились к Коше с просьбой разрешить им пахать сферу в тех местах, где они делали это каждый год. То есть речь шла о получении разрешения на освоение местности за деревней, которая традиционно использовалась под пастбище. Кош позволил при одном условии: «чтоб они при этом и при снятия хлеба будут сами в случае набегов неприятеля… себя оберегать». Кроме угрозы нападений кочевников, хозяйничать приходилось в нелегких природно-климатических условиях: чрезвычайно холодные зимы, сильные степные ветры, весенние наводнения, — все это требовало незаурядного умения, чтобы получить урожай. Запорожцам приходилось переживать и неурожайные годы, а также бороться с вредителями полей — саранча, стаи которой уничтожали на своем пути всю растительность. Во время эпидемий чумы и моровой язвы, что время от времени охватывали запорожские поселки, напуганный люд разбегался из степей, бросая все нажитое добро.

Но несмотря на трудности пограничную жизнь, земледелие постепенно заняло доминирующие позиции в хозяйстве запорожских зимовщиков и слобод. Об этом свидетельствовало строительство мельниц, как водяных, так и ветряков.

Владельцы лодейных мельниц платили отдельный натуральный налог — «осыпь» в пользу военной и паланковой канцелярии, а также сечевой церкви в размере одной кухвы пшеничной и 4 коробов ржаной муки. Так, в 1767 г. «Мельничное» взято в Романково к отцу Щербину, к Яцку Бурчаку, в Олейничку. Улас Гунько и казак Шкуринский Лукьян Большой пообещали привезти хлеб к паланке позже. В Карнауховке налоги платили Яцко Шрамзкозаком-Щербативский АндрийТаран, Гриша Манейло, в Каменском — Гриша Коваль с Алешей Горбом, Ордынским, Кравченко, Сторчак.


Мельницы. Почтовая открытка из коллекции Алексея Коваленко, кон XIX в. Музей истории Днепродзержинска

В 1774 г. количество водяных мельниц в запорожских слободах Кодацкой паланки уменьшилась за счет неурожая хлеба и низкого уровня воды в Днепре, то есть летом в этих краях была засуха. В Карнауховке по одной водяной мельнице имели казаки и посполитые Яцко Шрам, Яцко Удма, Яцко Бурчак, Василий Коваль, в Каменском — Грицько Губа, Шматко, Даниил Коваль, в с. Романково — Бочка-Змаком, Даниил Яковенко. Владельцами лодийних мельниц и мельниц были в первую очередь зажиточные жители запорожских слобод.

Заметную роль в торговой жизни играли ветчины или корчмы и пивной с ледника и погребами, которые часто встречались при постоялых дворах. В Романково было 15 кабаков, Каменском — 7, Тритузное — 2, Карнауховке — 10 38. Трактирщики торговали также бакалеей и товаром. Тот, кто имел право продавать водку, платил в казну 95 коп. налога.

Посполитое население, которое не несло военной службы в мирное время и не мало политических прав в Войске, с точки зрения паланковой администрации делилось на несколько групп по имущественным критериям: «тяглые» или «нельзя», владевшие землей, скотом, мельницами, «пешие», которые называли себя «неимущими» и «нищими» или «крайне нищими», и имели только дворы и дома. Кроме этого, были еще и подсоседки: те, кто не имели своего хозяйства, а жили во дворах казаков или простолюдинов, за что выполняли определенные работы.

Размер налогов и объем повинностей зависели от принадлежности посполитых к состоянию. Формально распределение повинностей в слободах происходило на общественных собраниях или сходках, в действительности же этим распоряжались слободские атаманы. В приказе полковнику Кодацкому Петру Иванову о дворовом количестве в 1756 и 1757 «велено бьіло с посполитих взьіскивать денежньїй оклад с пешего с Нового Кодаку сто рублей да с сел Камянского по десять и Романкового сто шестьдесят рублей… В Коше представ­лено, что с самих сел посполитьіе в разньїе места посходили и потому расписанию взьіскивать с обидою с пешего повелеваем вам как в Новом Кодаку там по означен- ньіх селах противу дворового наличного числа посполитих на взьіскание денежного окладу учитьівать в пропорцию расположение и потому взьіскивать. По исполнение же сего Кошу рапортовать 28 ноября 1761 г.». Главным денежным налогом, который власть взимала с простолюдинов, был «войсковой оклад»: для тяглого этот налог составлял 80 коп., Для пешего, имевший дом, — 30 коп., для батраков — 70 коп., для подсоседков — 50 коп. Кроме этого основного налога, посполитые платили налог на содержание общественного писаря в размере 10 коп. с тяглого и 5 коп. по пешему. От налогов можно было избавиться с переходом в военное положение, пребывание в котором было выгодно и по материальным, и по нравственным соображениям.


Украинский пейзаж. Почтовая открытка из коллекции Алексея Коваленко, кон. XIX в. Музей истории Днепродзержинска

Освобождение от повинностей предоставлялось только с разрешения Коша. Так, 7 декабря 1772 г. в ордере на имя Кодацкого полковника Киш велел «озака куреня Незамаєвского Ав- раама Русака оженившегося на дочери Каменского жителя Никитьі Назарка, и в той же хате, где он, Назарко, жителствующий, не употреблять ни в какие громадские повинности до предбудущей весньї. От весньї должен ту хату и двор оставить и пост- роивши иную, жительствовать и отправлять козачую службу ». 8 декабре 1774 Киш освободил от повинностей карнауховского казака Василия Штофака «за его убожество ко исправлению во оном впредь на один год увольняется.., ". В ордере кошевого атамана Петра Калнышевского Кодацкого полковнику Ногаю от налогов на два года лишался «Ведомства нашего Романковского жителя Грицька Гуржия, в разсуждении иностранства и убожества и чтоб в том мог он себе поисправить, увольняем от всех общенародньїх повинностей от сего числа впредь на два года. О чем вам ведать и приказать громадскому отаману, чтобьі он его, Гуржия, чрез тое время никуда не употреблял, а свободно бьі оставил, дабьі сею лготою напредки себе поисправить мог к службе как должно». Эти примеры свидетельствуют, что среди казачества росло и углублялось социальное неравенство. Столкновение интересов казацких группировок все дальше приобретало черты антагонистических противоречий.

Источник: Наталия Буланова, «КАМ’ЯНСЬКІ ЕТЮДИ В СТИЛІ РЕТРО»

Казацкие зимовщики и слободы — начало

В 1754 г. судьба забросила в Каменское казака Деревянковского куреня Григория Сторчака. В зимовнике казака Кладия он умудрился продать трех краденых лошадей местному куринному. Последний, не зная наверняка об их происхождении, пытался перепродать приобретенную скотину брату казака Василия, польском жителю, который приехал в гости в Каменское. Во время сделки репутация куренного сильно пострадала, поскольку оказалось, что кобылы краденые… На протяжении следствия было выяснено, что Григорий Сторчак за короткий промежуток времени, до своего появления в Каменском, успел узнать на собственном опыте вкус легкого заработка. Он попал на Запорожье вместе с чумаками лишь в мае 1754 г., чтобы распродать два воза с водкой (горилкой). Заработав денег, поехал дальше, в Кодак, для закупки другого товара — шерсти. После этого вместе с товарищем — казаком Лавреном Вороным вернулся на Сечь, чтобы получить паспорт. Дальнейшая дорога казака Григория Сторчака пролегла в городок Крылова, в котором он продал шерсть и соль и снова вернулся на Сечь. Оттуда поехал в зимовник Шабельника, затем — в Кодак, где не удержался от искушения и украл коня. На радостях от легкой наживы на протяжении нескольких дней Сторчак пил водку и вернулся в зимовник Шабельника. Обменяв украденного коня на напитки, снова направился на Кодак, оттуда каюком переплыл на другую сторону Днепра напротив Тритузного, вышел за Бригадировкой, забрал трех лошадей, которые без присмотра паслись в степи, и попал в Каменку, где и состоялась эта сомнительная сделка…

Криминальная драма, которая произошла в Каменском в 1759 г., было с куренным Кисляковского куреня Антоном Чалим. От Великого поста до Вербного воскресенья он жил у каменского казака Ивана Липового, «бадаючись шевським ремеслом». До этого гость уже успел «отметиться», похитив вола у казаков Ивановского куреня, которого затем пустил на еду в зимовнике Юска Шамало. Поэтому Чалый не очень был удивлен предложением другой временной жительницы зимовника — бабы Марии Ступачки, украсть червонцы во время очередного отсутствия Ивана Липового. Дождавшись отъезда гостеприимного хозяина из дома, неблагодарный гость стал бить его жену по голове, пытаясь узнать о месте тайника денег. Но даже умирая, женщина не отдала тяжелым трудом заработанные средства. Разгневавшись, вор сорвал с нее рубашку и убежал. Купил за 9 руб. лошадь в Кисляковского куренного Кочана и некоторое время путешествовал. Затем, уверенный в своей безнаказанности, Антон Чалый вернулся в Каменское, причем к казаку Липовому. Последнему только осталось связать его и передать на суд к Кодацкой паланки.

Уроженец г. Келеберды Полтавского полка Антон Стовба, после смерти отца Ивана Торопила, жил при дяде своем, келебердинскому жителю Гаврилу Васи-Ленку. 18-летним ушел на Запорожье, в Кальмиус, где занимался рыболовством. Затем женился и в 1757 г. вместе с женой поселился в Кодаке, у местного жителя Радка Токаря. В 1759 г., вместе с жителем Каменского Лукьяном Брицким, украл четырех волов у Кодацких жителей и конскую сбрую. Пытаясь продать украденное на ярмарке, воры были задержаны казаками и бросились бежать. У домоткани Романковские казаки нагнали их и передали военному приказчику с. Романково Филиппу Стягайлу.

Петр Незнайка родился в с. Тростянец Нежинского полка в семье Тишка Ярмака, 15-летним ушел в Киев. Оттуда вместе с казаками на дубе приток на Сечь. Нанялся на службу к Степану Калиты — казака Батуринского, и отслужил 5 лет. Поехал по его приказу рубить лозу и убежал. Попал в Романково, где подружился с шкуривским куренным Захаром Белым. Поехали они к другому товарищу — куренному Пластуневскому Орловскому, продали водки в долг и стали шиковать в с. Романково. Вишинкувавши кухву водки, Захар отъехал по делам. Петр Незнайка направился к зимовнику Калите, где раньше жил. На пути встретил казака Корсунского куреня Ивана Байдака, который стал выспрашивать о краже лошадей из его зимовника, находившихся в балке Криничеватой или Понизковой, как она называлась ранее. Не поверив в невиновность Петра Незнайки, Байдак задержал его и привез в Кодацкую паланку, но тот в краже так и не признался. Персоналии, о которых упоминалось в архивных документах, были героями своего времени, которые в поисках свободы бежали на Сечь и не удерживались от соблазна легкой наживы.

Источник: Наталия Буланова, «КАМ’ЯНСЬКІ ЕТЮДИ В СТИЛІ РЕТРО»